(По волнам моей памяти)
... И плыву я, горю,
глотаю зарю вечеровую...
В. Набоков
Катамаран «Альбатрос», пройдя под автодорожным мостом, соединяющим р.п. Сурское и г. Ульяновск, уверенно заскользил вниз по реке, подхваченный течением и подгоняемый с двух сторон умелыми гребцами в спасательных жилетах, комфортно расположившихся на палубе на надувных креслах и со знанием дела работающих веслами.
Гребцов было двое. Ваш покорный слуга, он же капитан, штурман, боцман, лоцман, стармех, матрос-рулевой; и его напарник, вахтенный матрос-загребной, по совместительству, кок, бурлак (если что) и просто хороший человек Володя Цветков. Оба немолоды, можно сказать почтенного возраста, короче, пенсионеры, мотающие (по терминологии чиновников Пенсионного фонда) «срок дожития».
Вот так, 4 июля 2015 года, в субботний день, в 16 часов 15 минут, провожаемые взглядами рыбаков, расположившихся со своими снастями по обоим берегам, и пассажиров транспортных средств, проезжающих в это время по мосту, мы начинали сплав по реке Суре по маршруту р.п. Сурское (Ульяновская обл.) – г. Шумерля (Чувашская Республика). Надо сказать, что второй отрезок пути (Порецкое – Шумерля) я проходил с обновленной командой: сошедшего на берег Володю заменила моя дочь Ольга Масеева и племянница Марина Климова. Вот такая рокировочка! Одна-то женщина на борту – жди беды, а тут целых две... Да... Но, слава богу, обошлось, и наш катамаран, преодолев 175 км за 10 дней, со всеми остановками для фотосессий, обеда и ночевки, благополучно добрался до конечной точки маршрута, уткнувшись носом в левый берег перед понтонным мостом у г. Шумерля.
Теперь, я думаю, настало время познакомиться с нашим «Альбатросом», на котором мы совершали водное путешествие. Это плавательное средство представляет собой разборный четырехместный педальный катамаран, состоящий из двух надувных баллонов из ПВХ и натянутой между ними палубы из прочного капрона. Палуба лежит на дюралевых трубах, которые в свою очередь опираются на пришнурованные к баллонам трубчатые стрингеры – тоже из дюраля.
Хочу напомнить. Длина Суры составляет 841 км. Свое начало она берет на Приволжской Возвышенности в Ульяновской области у села Сурские Вершины и течет на север до слияния с Волгой у Васильсурска. На Суре находится крупный город Пенза. Также, на Суре, расположены города Сурск, Алатырь, Шумерля, Ядрин.
Но вернемся к месту старта. Река в районе Сурского несет свои воды вдоль всего поселка на северо-восток по довольно прямому плесу длиной (судя по карте) 2,5 км; потом, сделав левый поворот почти на 90 градусов, она течет на протяжении одного километра прямо на Никольскую гору – одно из самых почитаемых мест в здешних краях. Ну, а дальше, повернув перед горой вправо, Сура опять замедляет свой бег на прямом протяженном плесе, продвигаясь по которому, мы еще долго могли наблюдать возвышающуюся на Белой горе из мелового известняка опоки часовню Николая Чудотворца и сооруженные у освященных источников кабинки купелей, виднеющиеся возле поселка на склонах холмов.
После того, как скрылась из вида часовенка, Сура стала выкладывать нам на пути следования такие петли, что после часовой гребли мы поворачивали на все 180 градусов и шли в обратном направлении, кружа возле Никольской горы на небольшом удалении. Похожие «подковы» есть еще перед и за Иваньковым, между Алатырем и Явлеями, на Красном яру, напротив Козловки, ниже Ратова и, не доходя до понтонного моста, около Шумерля. Но такие «зигзаги судьбы» нас, опытных рекоходов, не напрягали, потому что после очередного поворота ветерок начинал поддувать в спину, и мы сушили весла, любуясь берегами с меняющимся пейзажем под музыкальную волну «Радио Дачи».
Вообще-то, по большому счёту, многие участки Суры представляют собой скучновато-жалкое зрелище; берега заросли густым непролазным лесом, мрачноватой стеной, возвышающей на яру; на противоположной стороне – такой же непроходимый кустарник, спустившийся к самой воде. Вдобавок к этому, на реке до обидного мало осталось песчаных пляжей – все ил, ил, лопухи да тальник.
Мы стали свидетелями того, как наша любимая Сура закоряжилась, обмелела, заилилась, обезлюдела. Даже в разгар лета на ее берегах не видно ни детворы, ни взрослых. Правда, еще встречаются по две-три лодчонки у близлежащих деревень, кое-где рыбачки да стадо коров. От такой картины невольно на сердце накатывала грусть-тоска. Только угрожающие коряги, торчащие из воды, крутые излучины, дающие надежду на попутный ветер за поворотом, и многочисленные песчаные косы, перегораживающие нашему хрупкому суденышку путь, не давали нам окончательно заскучать и заставляли с удвоенной энергией налегать на весла. А чтобы дать отдохнуть рукам, отвыкшим от таких нагрузок, шли на педалях, пробиваясь сквозь ветер.
Особенно трудными выдались второй и третий день сплава. Чуть ниже от места нашей первой ночевки, у населенного пункта Полянки, русло реки выправилось; Сура стала шире (местами до 150-180 м); усилился встречный ветер, не оставляя нашему «Альбатросу» из-за повышенной парусности шанса на хоть какое-то маломальское продвижение вперед. Вот тут-то мы и хлебнули горькой бурлацкий доли. Ничего не оставалось делать, как тянуть лямку и идти бечевой. За неполных два дня таким давно устаревшим способом мы прошли с Володей по берегу (прописью) пять плесов, оставляя за собой на воде грязный след со взвесью ила и песка. Вопреки этому, другому и третьему, мы не падали духом и продолжали смотреть с оптимизмом вперед, оставаясь романтиками в душе.
Несмотря на сильный дождь, накрывавший нас на воде несколько раз, и такую неприглядную картину сурского пейзажа, какую я нарисовал серыми мазками чуть выше, общее впечатление от сплава по реке только положительное. Как тут давеча выяснилось: у серого – пятьдесят оттенков.
В подтверждение этому служит наша дружная за обеденным столом команда, совершившая по реке на катамаране «Альбатрос» увлекательное путешествие.
Будучи непосредственным участником туристического сплава по Суре, я с удовольствием констатирую тот факт, что на всем протяжении маршрута мы могли наблюдать серых цапель, выискивающих на мелководье кого-то себе на пропитание; особенно, как это ни странно, большая колония этих осторожных грациозных птиц была сосредоточена на вновь образовавшемся в межень песчаном острове в излуке под лобачевской горой.
На каждом шагу встречаются речные чайки, такие красавчики, как кулик-сорока с черно-белым оперением и ярко-красным длинным клювом. Не знаю, как другие, но я, открыв в себе задатки орнитолога, много раз с интересом наблюдал в разных местах реки, как в вечернее время пары этих крылатых особей с криком носились над водой. Складывалось впечатление, что кто-то кого-то пытается догнать. А, может, это у них вечерний моцион перед сном, и я не о том подумал. По правде говоря, таких экзотических птиц я что-то раньше на Суре не встречал, видимо они в наше время тут еще не водились. Если это так, то появление у нас кулика-сороки – отрадное явление. Значит, сурские берега и сама Сура остались привлекательными и пригодными для жизни и для наших пернатых друзей.
Продолжаем излучать позитив... На реке, особенно вверху, – несметное количество береговых ласточек «береговушек», традиционно построивших свои гнезда в вырытых ими в высоких крутых берегах норах. Иногда, проплывая близко к их поселению, напоминающему многоэтажный дом с рядами окон, мы неосознанно вторгались на их территорию и воспринимались ими как явный источник опасности. Тогда они, как по команде, дружно вылетали из своих убежищ и, закрыв собою полнеба, грозной тучей начинали кружить над водой, предлагая нам убираться подальше.
Надо сказать несколько слов и о том, что на сплав мы брали с собой удочки: иначе бы нас никто не понял. Несмотря на физическую усталость при прохождении маршрута (на воде мы были по 7-8 часов, не считая обеденное время), нам удалось несколько раз с берега порыбачить и на вечерней, и на утренней зорьке. Если не кривить душой, в основном этим занимался энтузиаст рыбной ловли Володя Цветков, он же, если кто забыл, вахтенный матрос-загребной, кок, бурлак (было дело) и просто хороший человек с красивой фамилией.
У меня почему-то ловилась только мелочь пузатая – одни пескари. А вот напарник выуживал хвосты посерьезнее: густера, плотва, уклейка. Весь наш улов мы отпускали назад – пускай подрастают. Но уже ближе к завершению первой части сплава по Суре, когда для неспешного купания и отдыха мы встали на дневку в конце Красного яра, разбив нехитрый лагерь с палаткой на пологом левом берегу, нам, наконец-то, посчастливилось сварить уху на костре. До этого момента мы обходились только газовой плиткой, на которой кипятили воду для быстрого приготовления пищи. Кстати, на обоих этапах сплава мы использовали воду, привезенную с Качкарского родника в честь иконы Казанской Божией Матери, за что огромная благодарность ребятам, обустроившим этот природный источник для людей. А уха удалась на славу! Тут кашевару Володе – отдельное спасибо!
Хочется верить, что это событие, как и все путешествие, будет лежать в нашей голове на ближней отдельной полочке и останется в памяти на долгие годы, согревая длинными зимними вечерами дымком костра с наваристой ухой. Запомнятся и мосты, под которыми проходил наш катамаран, особенно низко расположенные над водой в Саре и Иванькове; да и такой же мост в Барышской Слободе, только разрушенный наполовину ледоходом. Не забудем острова, на которых мы побывали.
Когда мы проходили мимо Алатыря и его окрестностей, Володя, выросший в этом городе, много рассказывал мне о прошлых годах; о времени, проведенном на Суре, и все что с ней связано. Во время сплава от него я узнал о Волчьей яме, находящейся выше по течению реки. Это место на Суре известно тем, что когда-то там хорошо ловилась стерлядь, чем до сих пор и привлекает рыбаков. Хотя такой рыбы, как я думаю, многие из них и в глаза не видели.
Я же, в свою очередь, рассказывал о знакомых мне местах на Суре, о каких-то событиях из моей далекой юности, о том о сем. Впервые в жизни мне удалось забраться на Княжий яр, после чего я напарнику поведал о горькой судьбе когда-то рядом располагавшейся деревни Березовая Поляна, не так давно прекратившей свое существование. На эту грустную историю я наткнулся в Рунете, познакомившись со «Сказанием о деревне Березовая Поляна» Александра Сорочинского.
По мере приближения к Порецкому за бортом проплывали знакомые мне места: Голубинский яр, Зелененький, жемчужина Поречья Красный яр, Черненький, Липский. В Касливом яру напротив Григорьевских песков у нас с друзьями находился наш любимый уголок, так называемый «Беленький песочек», куда мы частенько поднимались на лодке. Этот «Беленький песочек» был похож на небольшую песчаную дюну, спрятавшуюся от быстрой стремнины за печиной. За этим береговым илистым выступом, поросшим камышом, образовалось обратное течение – суводь, где мы тоже ловили рыбу; а на горячем песочке после купания нежились на солнышке.
Река Сура для меня и, как я думаю, для многих лобачевских мальчишек, выросших на ее берегах, – самая значимая в жизни река. Какое счастливое у нас было детство! С утра до вечера, особенно в летние каникулы, мы пропадали на Суре: рыбачили, купались, катались на лодках. Здесь же, на яру, варили уху на костре; а чтобы не бегать лишний раз домой, в бывших колхозных садах, что раскинулись по склонам горы, собирали клубнику с ежевикой; ели все, что попадалось под руку (кроме «волчьих ягод», конечно): шиповник, боярышник, терн; ну, а яблоки, груши-дули, сливы и вишни составляли основу нашего природного рациона.
Если в глубоком детстве наш мирок ограничивался небольшим участком Суры от узенькой «Заводенки» под Лобачевской горой и до «Беленького песочка» в Касливом яру, то теперь с нашим «Альбатросом» перед нами открывались за многочисленными извивами русла реки все новые и новые горизонты – берега. Теперь мы имеем более-менее ясное представление об окружающем Суру природном ландшафте, о ее своенравном характере.
Судя по открытому холмистому левобережью с небольшими рощами и заливными лугами и по более крутому и обрывистому правому берегу, преимущественно поросшему лиственными лесами, можно говорить о том, что Сура протекает по лесостепной зоне. Было хорошо видно, как неравномерно заселены берега. Наглядным примером этому служит второй отрезок маршрута. Начиная от Порецкого и до Шумерли, по всему левому берегу поверх холмов тянутся деревни одна за другой. В то время как на лесистом правобережье не встречается ни одного людского поселения. Кстати. От Устиновки левый берег относится к Нижегородской области, а правый – к Чувашии.
На самой Суре по всему руслу встречается много разных островов, песчаных кос, облюбованных ракушками отмелей, коряг причудливой конфигурации. Река то замедляет свое течение на широком плесе, где его практически не видно, то вновь устремляется вниз, направляя мощную струю стрежень вдоль крутых берегов от одного поворота до следующего. Ничто не нарушает ее привычного бега. И только вольный ветерок, пролетая над водой, разносит запахи полыни, ила и прелых листьев ивняка, приправленные ароматами трав, цветущих по берегам. Его невозможно ни с чем спутать, этот запах Суры – запах моего детства.
Мне повезло, что я еще застал те времена, когда на нашей Суре было активное судоходство. Как только река вскрывалась ото льда, широко разливаясь по пойме, рыбаки и прочий люд принимались смолить деревянные лодки (дюралевые лодки тогда еще были в диковинку), и запах горячей смолы далеко разносился по левобережью, сигнализируя всем о скором наступлении долгожданного лета, а, значит, и купального сезона. Пацаны с ближних улиц разводили на берегу костры и в углях запекали картошку; на подсохших пригорках играли в «цацу» на деньги.
Открывалась навигация. Сверху от Алатыря к Порецкому буксир приводил дебаркадер – плавучую пристань, к которой причаливали пассажирские теплоходы; по большой воде к закромам «заготзерна» под погрузку поднимались большие волжские баржи; а до тех пор, пока не построили деревянный мост, функционировала паромная переправа с катером, обеспечивая бесперебойное сообщение райцентра с остальным цивилизованным миром.
Кстати говоря, на мосту работал мой отец, Степан Дмитриевич, занимаясь его строительством и эксплуатацией. Свое первое путешествие по Суре еще в дошкольном возрасте я совершил как раз с отцом на моторной лодке, когда потребовалось пригнать от Княжева яра для строительства моста плот из связанных между собой бревен. Что интересно, с отцом тогда трудился и один китайский товарищ Ван Пун Си, какими-то судьбами оказавшийся в наших краях. Здесь он женился и жил со своей семьей в Большой улице.
Еще мне вспомнилось: на левом берегу перед мостом, проезд через который, кстати, был платным, стояла торговая деревянная будка, по-нашему – «чапок», где даже продавалась водка на разлив; на том берегу какое-то время работала столовая и заправка. После того, как река входила в свои берега и расставлялись бакены, на Суре начинала бить ключом настоящая жизнь, присущая таким рекам. Рыбацкие артели на своих широких лодках-плоскодонках под трех-пятисильными моторами выходили на промысел, выбирая после каждой тони сети со стерлядкой и лещами; на многочисленных перекатах углублял фарватер мощный земснаряд, направляя на берег по трубам, лежащим на понтонах, поднятый со дна песок; а до глубокой осени продолжали нести трудовую вахту грузовые баржи, обеспечивая необходимым близлежащие города и села; да и моторные лодки, казалось бы, без надобности шныряющие то вверх, то вниз, привносили в эту деловую и размеренную жизнь реки дополнительную порцию оживления.
Позже, когда мы стали немного взрослее, сурские берега ниже старого моста соединил капитальный мост на бетонных «быках». По Суре начали ходить быстроходные суда на воздушной подушке: «Горьковчанин», «Луч», «Зарница», вытеснив с реки со сложным фарватером суда с глубокой осадкой. А потом и вовсе жизнь на Суре изменилась до неузнаваемости, впрочем, как и мы сами. Даже немного жалко, что так произошло, потому что это же какое удовольствие наблюдать, как большой белый пароход, сверкая на солнце свежевыкрашенным бортом с красивым названием «Снегирь», «Пеликан» или «Альбатрос», неторопливо проплывал мимо пляжа на Григорьевских песках, поднимая и вспенивая за кормой мощные буруны, а потом с диким визгом нестись навстречу волнам, накатывающим на берег. Незабываемая картина моего детства. Так и плывут до сих пор в моей памяти над плесом протяжные пароходные гудки, отзываясь в моем сердце пронзительным эхом.
Сергей Порецкий.
8 сентября 2015 года.