Вырванный кусок
Растаял сон январской ночью,
Холодный свет сияющей луны.
Звёздами усыпанное небо,
Мертвецкий шум у страшной тишины.
Мысли крутануло ураганом,
Тело окатил холодный пот.
Окно лишь освещалось фонарями,
Навевая лишь душевный шок.
Мысли вдруг с душою заплутались,
Уводя в неведомую мглу.
Всё в памяти моей затрепеталось,
Ломая призрачно плывущую мечту.
Организм спустя приходит в норму,
Прочитал молитву «Отче Наш».
Вспомнил вновь иронию любовную,
Что была тогда в последний раз.
Может вам и нравится баллада?
Это просто стихотворный бред.
Души моей ночная серенада,
Кусок из жизни, вырванный букет.
х х х
Околдую…
Околдую я тебя, родная, околдую,
В ночь любви и волшебства.
Взором голубым заинтригую,
Навсегда, поверь, родная, навсегда.
Утоплю навек в небесном взгляде,
Чистым образом в душу вселюсь.
Духом поселюсь в прекрасных прядях,
Поселюсь, родная, слышишь, поселюсь.
Отправлю образ свой с тобою постоянно,
Видеть меня будешь вечно в зеркалах.
Слышать голос будешь мой хрустально,
Отовсюду, даже в облаках.
Выкуплю у Богов твою я душу,
Став владыкой и властью короля.
Ведь судьбу твою желаю сделать лучше,
Если будешь только ты моя!
А. Филимонов,
Шумерля-Порецкое.
Прочтите своим детям
Котенок
На подоконнике котенок
Сидит и смотрит сквозь стекло.
Кошкин маленький ребенок,
Для него все – как в кино.
На клумбах бабочки порхают,
Летают стайкой воробьи.
Клюют и что-то собирают,
А то купаются в пыли.
Коза дорогу переходит,
В наскок дерутся петухи.
Собачка Бим бесцельно бродит,
В листве гуляют ветерки.
Спит котенок у окошка,
Ясным солнцем обогрет.
Ему снится: мама-кошка
Принесла ему обед.
А. Бухаленков,
с. Порецкое.
Маше С.
Что было когда-то,
Быльем поросло.
Страданья-свиданья
Водой унесло.
И смотришь на молодость внучек своих.
И видишь себя, молодую,
Ты в них.
И думаешь: выросли крали!
Давно ли-то в куклы играли!
А уж женихи табунами.
Бывало такое и с нами.
И сердце печалью наполнится,
И что-нибудь дальнее вспомнится.
И, глядя на них, понимаешь ты вдруг,
Как узок он, жизненный круг.
х х х
Стихи приходят ниоткуда.
Уходят тоже в никуда.
Стихи – явление и чудо,
Как в небе новая звезда.
Бывает, ночью поднимают
И заставляют ручку брать.
Они тобою просто правят,
Как неразумным чадом мать.
Обыкновенные слова,
А зазвучат как гром небесный,
Как неожиданная песня.
От них кружится голова!
Они ложатся на бумагу.
Вроде послушны и просты.
Но иногда одну лишь фразу
Искать часами будешь ты.
И коль найдешь, душе отрада.
Все краски будут хороши.
Стихи писать, конечно, надо.
Но только если от души!
А. Дугаева,
с. Порецкое.
Родное село
Село Порецкое, родное,
Такого больше не найти.
Оно совсем не молодое,
Четыре века позади.
Его в Поречье основали,
Страны историю творя,
Москвы и Углича бояре –
Потомки грозного царя.
Оно в пожарах устояло.
Из пепла избы возвело.
И беды оползней познало,
Но не погибло всем назло.
Село церквами знаменито,
А колокольня через мрак –
Уставшим путникам защита,
Она им служит, как маяк.
Село спокойно и надежно
Стоит над водами Суры.
И Инюшкиных род, возможно,
Берет начало с той поры.
Е. Инюшкин,
с. Порецкое.
Незабываемые встречи с природой
У охотников, которые с вниманием и пониманием относятся к природе, есть незабываемые встречи и впечатления, которые сохраняются долго в памяти. Некоторые из них запоминаются на всю жизнь…
Тихий спокойный лесной поселок Краснобор, а столько шуму-то и разговору у лесника на Свербевском кордоне. Это в восьмистах метрах от Краснобора.
Лесника почему-то величали Французом. Его жену Соньку порвала рысь. Надо бы в больницу везти. Белым днем лесная кошка набросилась около кордона на женщину. Та, спасаясь от нее, залезла под телегу. Лошади тоже досталось. Но, вроде бы, все обошлось, серьезных ран нет…
Поздним осенним вечером нас приютил опытный охотник в с. Гарт. Забившись в угол, я внимательно слушал его рассказы о медведях.
– Набьют медведи тропы в оврагах перед залеганием в берлоги, а у меня два больших медвежьих капкана. Поставлю их на тропах, они бросают ходить, набивают другие. Не могу никак их поймать. За советом в Ибресинский район ходил к охотникам-медвежатникам.
Четырех медведей поймал капканами старый охотник.
А волна воспоминаний накатывается одна на другую…
Однажды разговорились с хорошо знакомой пожилой женщиной о реке Кире, о засурском лесе, о жизни. А она:
– Я, когда девчонкой была, по Кире-то лес сплавляла.
«Лес она сплавляла, – размышляю. – Пятнадцатилетней-то девчонкой! Ладно бы зрелой женщиной».
Вот было время!
Один старожил на Красноборе мне рассказывал, что когда-то здесь были узкоколейки, по которым вывозили лес. Свалили лесорубы огромный дуб, а в нем шестьдесят два кубометра оказалось. Загрузили дровами целый вагон. Несколько раз переспрашивал рассказчика: не напутал ли чего, старый? Трудно все же представить такую громадину-исполина. Да нет, старик был в своем уме, жив-здоров и сейчас.
– А ты запиши для себя, если тебе интересно, – спокойно напоминал он.
В. Родионов,
с. Порецкое.
Февраль
Мороз еще, и стынут ноги,
Задует снег или метель.
И вкривь, и вкось пойдут дороги,
Согнется лапистая ель...
Но в синий полдень в огороде,
Затайки видны у плетней.
Не так зовется он в народе
Красивым словом «бокогрей»!
Чу! Колокольчик – песнь синицы,
Как будно летом средь полей.
И прокололи солнца спицы
Среди акаций, тополей.
В глуши и нет будто живого.
Застуденил все и укрыл,
И поросль ельника густого
Оштукатурил, побелил.
А вот и леший обнял пень,
Медведь на лапищи встает,
Вон и лиса нырнула в тень,
Увидев филина полет.
Ну, скульптор – ветер! Ну, февраль!
Не быль, а сказки здесь полет.
Все разукрасил, просто жаль,
Лыжня уходит, вдаль зовет.
Иду по просеке низиной...
Косач взметнулся резво ввысь.
За старой толстою осиной
Мелькнула лапистая рысь.
Синицы – стая длиннохвостых,
Снуют за кормом меж ветвей...
Все мирно, без конфликтов острых
Собрались кучкой, где светлей.
Следы... Глухарь, знать, опустился.
Черкнул крылом, хотел взлететь,
Ему апрель вчера приснился.
На зорях здесь он будет петь.
Чу! Вскрик желны! В холод зимого?
Вдали, знать, кто-то подшумел,
А поползень передо мною
Вниз головной сбежать сумел.
На сушь высокую взлетевши,
Пускает дятел свою трель...
И я доволен, посмотревши
На жизнь под лютую метель.
Е. Кутлин.