Поздней осенью, в начале зимы, наверное, у каждого охотника есть свои особенные маршруты и места, дарящие ему приятные часы охоты: вблизи озер, лесных речек, лесов – даже если и не сделаешь ни единого выстрела.
Порою мы радуемся первому снегу, первому льду, поднявшейся с озерного плёса утиной стае, собранным среди листвы последним белым грибам да просто букашке, ползущей по стеблю травинки.
А как волнует душу в последние дни уходящей осени прощальный журавлиный клин своим надрывным курлыканьем, волчьи, рысьи или медвежьи следы, при виде которых по спине пробегает холодок!
Вот и прошли ослепительные с блеском разноцветные краски золотой осени!
Стрелка барометра чуть шевельнулась за целую неделю. Заканчивается сухая затяжная осень, выпившая всю воду у ольховых болот. В них кабаны набили множество троп.
Как интересно видеть и знать, кто и как из зверей живет в Засурье!
Лес объят тихой полумглою, как бы дремлет, кругом серая прохладная мокрая муть, неприветливо сыро. Только горит одиноко, словно охваченный огнем, куст шиповника.
Всё в предчувствии наступающей зимы. Никто не может нарушить эту тишину.
День ото дня короче.
…Сегодня припозднился на охоте. И отпечаталась в сердце еще одна незабываемая картина уходящей поздней осени, которой милей для охотника нет!
Огромный месяц, темно-красный и тяжелый, высунулся из черной пропасти неба над засурским лесом. Тусклый нежный свет разлился над стеклянной гладью озера. Черный лес в тяжелой неподвижности, тень тальника – словно все отлито из тяжелого чугуна. Воздух прозрачен, будто его совсем нет. В надвигавшихся сумерках все застыло, как на картине, в одно мгновение.
Вдруг разбудил дремлющее осеннее Засурье громкий гогот гусиной стаи, низко и торопливо летевшей с севера.
О чем в тишине по-осеннему грустно гоготали гуси? К этому гоготу, наверное, прислушалось все живое.
Желтыми лодочками плавали по озеру опавшие листья. На ольху сели налетевшие неожиданно свиристели. И подумал я с волнением в душе: вот они – посланники зимы!