"…(неразборчиво) В Алатыре было скучновато, пока еще не ознакомился с делом и товарищами, а теперь и оружие стало, и товарищи есть тоже. Так что привык. Но одно плохо - с вами в разлуке и домом. Но когда-то восстановится жизнь, жив буду - жить будем лучше, чем жили вперед .
Я пишу и спугиваю с себя комаров, потому что в лесу. Паша, я забыл, писал или нет: самое главное - поберегайте хлеб. Без хлеба плохо. Вы его кушайте досыта, но не продавайте на рынке. Вернусь - еще заработаю. Нам хлеба дают 700 граммов и приварок, чаю и сахару - по 25 граммов, и табак дают тоже. Жив буду, обо всем расскажу, в особенности когда побываю на фронте.
Я все думаю об матери. Она нас жалеет троих. Но не надо зря тужить, Гитлер все равно всех не перебьет. Побьют, да не они, а наши их. Так вернее будет.
Паша, будете писать, пропишите про братьев Ваньку и Яшку. Ну, пожалуй, и все. До свидания.
С почтением Ваш супруг Семен Андреевич Орлов.
19.05.1942 год."
* * *
"Добрый день!
Здравствуйте, моя уважаемая супруга Прасковья Тимофеевна и наши детки Нюра, Саня, Нина и Толенька!
Крепко вас обнимаю и сладко целую. Еще низко кланяюсь моим маме и тяте, Наде с Аганей и их деткам. Передайте привет дяде Якову и дяде Василию.
Паша, я пишу это письмо из Ярославля. Мы уже вторые сутки стоим пока здесь и не сегодня - завтра едем дальше, пока сами не знаем куда. Говорят, что в сторону Рыбинска.. Вы сами должны знать куда. Паша, я снова стал курить. Не курил 17 дней. Но теперь табаку дают. Конечно, можно было не курить, но что-то заставляет.
Тятя и мама, в случае чего, я надеюсь, вы Пашу и детей наших не бросите пока в силе. Авось да жив буду и вас не забуду. Бог знает нашу судьбу. Но все же, как пишут газеты и говорят раненые, враг должен быть разбит, но когда - неизвестно, в краинем случае до зимы.
Паша, денег не жалейте, как чуть, то и покупайте покушать. Нечего больно-то сухатиться. Здоровье позволит - все наживется. Оружие я изучил хорошо, так что надеюсь бить врага без промаха и беспощадно, чтобы скорее подойти к победе. У всей нашей гвардейской роты стремление одно.
Вам, детки, моя просьба отцовская: слушать мать.
Паша, прошлое письмо я посылал из Шумерля. Не знаю, получили ли вы его. А это письмо пишу прямо в вагоне под пулями. Из Чебоксар нас провожали под духовой оркестр.
Писать, пожалуй, ладно. Пишу я в 7 часов вечера. Адрес пока не знаю. Писать больше нечего. Я пока жив и здоров, чего и вам желаю. Паша, письма мои пока на всякий случай берегите.
До свидания.
Любящий Вас Ваш супруг Семен Андреевич Орлов.
17.06.1942 г."
* * *
"Добрый день!
Здравствуйте, многоуважаемая моя супруга Прасковья Тимофеевна и наши с тобой детки любимые: Нюра, Саня, Нина и сынок Толенька!
Примите от меня самые наилучшие пожелания счастья и успеха в вашей жизни. Еще низко кланяюсь дорогим родителям: как маме, так и тяте. Примите от меня самое лучшее пожелание добра и здоровья в вашей жизни. А также пожелания Наде и Агаше и их деткам.
Паша, в первую очередь, ставлю Вас в известность, что от Вас, кроме этого вот же, письма не получал. Мне очень обидно, но что же поделаешь. Хочется знать, что там и как на нашей родине. Но письма, наверное, не доходят. Паша, если жив буду, то наговоримся досыта , и не письменно, а устно. Но только без вопросов и писать нечего. Я на Вас, Паша, не обижаюсь, хорошо знаю, что пишите, но без толку. А нам, красноармейцам, писать много не положено, т.е. не все можно писать.
Ну, Паша, ладно. Пожелаю вам доброго здоровья и успехов. Сломать хребетик врагу -- вот наша задача. Я еще нахожусь далеко от нашей родины. Мне очень жалко вас. Я при добром здравии и привык с товарищами.
До свидания. Крепко вас обнимаю и сладко целую.
С почтением к Вам Ваш супруг Семен Андреевич Орлов.
Частенько я вас вижу во сне. Один раз видел одного Толеньку под нами в яндове. И ничего я ему, и он мне. И вот мне стало грустно, что я во сне его не остановил. Младшего Толеньку особенно жалко. Вы его там не обижайте и не давайте обижать другим.
31.07.1942 г."