В первый день наступившего 2015 года житель райцентра труженик тыла и ветеран сельскохозяйственного труда Г. Краденов отметил свое 85-летие.
Геннадий Александрович пришел в редакцию со своей рукописью в тоненькой зеленой школьной тетрадочке. В ней воспоминания о своем босоногом детстве, которого, в общем-то, и не было: война с фашистской Германией безжалостно лишила то поколение, называемое сейчас тружениками тыла, этого счастливого и беззаботного времени.
Раньше, как он сам признаётся, больше читал книги и пересказывал их содержание. Взяться за перо его подтолкнул Указ Главы ЧР М. Игнатьева о снижении трудового стажа для присвоения звания «Ветеран труда ЧР», изданный в конце прошлого года.
К каждому из нас приходит время, когда задашься вопросом: «А все ли в своей жизни сделано? Сказал ли ты свое сокровенное слово? Не забыл ли рассказать другим о чем-то интересном, поучительном, стоящем внимания взыскательного собеседника?»
В прошлом Г. Краденов долгое время до выхода на пенсию работал бригадиром тракторной бригады колхоза им. Ленина, одного из лучших в то время хозяйств района. Похоронив жену, живет один. Всегда был равнодушен к спиртному и табаку, ведет, говоря современным языком, здоровый образ жизни и… свое хозяйство. Держит во дворе дойную козу, доит ее сам и отказываться от нее не хочет, поскольку не может жить без молока. Глядя на него, вряд ли можно дать ему столько лет: уж никак не более семидесяти. Сам он относит это на влияние чудодейственного напитка.
«Вот, решил написать, – сказал он, едва переступив порог редакции, – как мы зарабатывали свое ветеранское звание в то военное время, и рассказать о том, как и кем в далеком тылу ковалась та великая Победа…»
Весной 1942 г. на склоне Барского оврага был вспахан участок. Нужно было забороновать его.
Мы, школьники-подростки, с бригадиром Бухаленковым Иваном Васильевичем запрягали жеребят в бороны. Я отнекивался, говорил, что не смогу.
«Сможешь! – жестко прервал он детское нытье. – Привыкай, вы теперь коренные работники».
Вот таким он и остался у меня в памяти. От его слов веяло мужской силой, были они полны спокойствия, уверенности в том, что так оно и будет. И другого нам не будет дано.
Вскоре нашего бригадира забрали на войну, с которой он уже назад не вернулся.
Потом я работал на различных работах. За мной была закреплена лошадь по кличке Финка. Мне выдали книжечку, где были указаны возраст, масть, кличка. Мать ее вернули в колхоз с финской войны с жеребенком, которому и досталось такое имя.
Проработав все лето в колхозе, первого сентября я собрался и пошел в школу в пятый класс. Вышел на улицу, под окно подходит бригадир Маркина Мария Ильинична.
«Ты куда это вырядился? В школу! Первое сентября, он – в школу! – нарочито отчитывала меня бригадир. – А работать кто будет? Финку на кого оставил?»
Мария Ильинична начала внушать, уговаривать, что работа сейчас важнее учебы.
Я вернулся в дом, переоделся и пошел на конный двор. На этом и закончилась моя школьная академия.
Опишу особо памятную весну следующего года. В то время мы жили и ночевали в поле, где находятся сейчас дачные участки. В конце поля к Елховке, между оврагом (Напольновским рубежом) и родником, стояла скирда соломы концами с севера на юг. С восточной стороны в середине омета солому выдрали, образовался в виде пещеры шалаш. Там и жили с ночевой всю весеннюю посевную.
В четвертой бригаде в то время работали со мной Кормилин Юрий Иванович, другие мои сверстники, а из взрослых Андреев Степан Афанасьевич. Его родные места были заняты немцами. На фронте он был ранен в руку, выписался из госпиталя, где ему рекомендовали для выздоровления выбрать наши края. Здесь он и остался. Анастасия Люсина работала конюхом и готовила нам завтрак и обед, на ночь уходила домой. Кормили нас неплохо. Варили мясной суп из баранины, давали по килограмму хлеба на каждого. Овцеферма колхозная имела большую отару. Были большие стада крупного рогатого скота и свиней.
Мы с Юрием пахали на лошадях. У каждого была пара лошадей с двухлемешным плугом. Степан бороновал пашню на паре быков.
Однажды конюх Анастасия отпросилась у бригадира по домашним делам, а Кормилина попросила утром собрать лошадей.
В ту ночь мы долго не спали. Я любитель читать книги, любил и пересказывать их. К нам на ночлежку приходили ребята и из других бригад. Проболтали до полночи и заснули крепким сном.
Надо сказать, что волков в то военное время по округе бродило видимо-невидимо.
Утром встали, смотрим – по ту сторону Елховки идут гуськом друг за другом. Кормилин собрал лошадей, смотрит, а быков-то нет! Сел верхом на лошадь, объехал в оба конца Елховку: нет быков! Гадаем, куда ж делись.
Андреев тут и говорит: «Я смотрю, что-то над оврагом вороны вьются, пошли-ка посмотрим».
Быки наши лежали в овраге в воде. У одного быка над водой виднелась лишь половина туши. Верхняя часть была съедена. Второй бык был еще живой, но и ему досталось от волчьих зубов. Его забили, мясо отправили на склад. Остатки первого быка, его нижнюю часть, что лежала в воде, мы разрубили на четыре части и раздали по бригадам.
Дальше посевная шла своим чередом. Сеяли овес, горох, пшеницу. Посеяли все в срок.
После посевной Кормилина отправили косить травы на конной косилке, а меня – пахать паровое поле под озимые.
Есть один момент, о котором и писать бы не хотелось, но и умолчать обидно.
Паек хлеба в килограмм. С чем сравнить его в то военное лихолетье? Разве только с жизнью…
Однажды утром бригадир приходит и объявляет: «Геннадий, пахарям в хлебе отказали, будут давать только сенокосникам».
А что скажешь в ответ? Нет, – значит, нет! Жаловаться никуда не пойдешь.
Прошло несколько дней.
Пахать выезжал с восходом солнца. К полудню становилось жарко, назойливо донимал овод. Выпрягал лошадей, ехал на конный двор. А однажды приехал, хомуты снял, лошадей выпустил на подножный корм. Анастасия-конюх подозвала меня и говорит: «Хлеба тебя никто не лишал. Бригадир каждый день на тебя получает пайку, и не только на тебя. Хлеб домой он не унес, поехал на сенокос. Хлебный паек лежит в кладовке».
Анастасия водила дружбу с кладовщиком и про все махинации бригадира знала. Полезай, говорит, и забери свой хлеб.
«Как я полезу? – опешил я. – Воровать стыдно, как в глаза-то ему смотреть будешь?»
«У тебя отбирают, не стыдятся. Сам за себя не постоишь, кто ж заступится?» – говорит.
Убедила меня все же. Вверху кладовки было небольшое отверстие. Я залез, протянул руку: стояла деревянная кадушка (медяная), наклонил ее. В ней было несколько паек. Я взял одну и пошел домой.
На другое утро пришел на работу. В конюховской сел в уголок, дожидаясь бригадирского гнева.
«Геннадий, я вчера разговаривал с председателем. Решили тебе выдавать хлеб. С сегодняшнего дня будешь получать», – неожиданно сказал он.
Так Анастасия помогла мне вернуть свой законный паек.
Работали в то время честно, не ленились, от работы не отлынивали, за что, случалось, и премировали. Сорок килограммов пшеницы однажды выписали. Другой раз выдали овечку.
Зимой в основном работали на вывозке сена с лобачевской поймы. Это сейчас луга заброшены, а в то время выкашивали все малые и большие поляны.
Закончилась война, пришла долгожданная Победа. Но для нас ничто не изменилось. У многих моих товарищей по бригаде отцы не вернулись домой, погибли или пропали без вести. У других были покалечены в боях.
Мы, быстро повзрослевшие за четыре военных года, так и продолжали работать в колхозе наравне с вернувшимися с фронта победителями.
Отец мой погиб 20 августа 1942 г., и надеяться мне было не на кого.
Из работников четвертой бригады той поры по грешной земле до сего времени хожу лишь я один.
Г. Краденов.