(деревенские зарисовки)
Старость… Она подкрадывается незаметно. Не успеет человек оглянуться, как позади остается молодость - самые лучшие его годы, как приходит старость, как вдруг маму начинают называть бабушкой.
Бабушки сегодня современные: молодые, красивые, работающие. Им порой и с внуками понянчиться некогда. А вот раньше всё было по-другому. Когда произносишь слово "бабушка", то возникает перед тобой образ старой женщины в белом платке, в морщинах, часто охающей и вздыхающей.
Бабкам оставляли детей на каникулы и на то время, когда родители были в отъезде.
Так получилось, что я с бабушкой была почти всегда. И часто приходилось не ей за мной ухаживать, а мне за ней.
Помню я, что бабушка мне никогда ни в чем не мешала. Жизнь с ней приучила меня к большой самостоятельности.
Бабушка рядом, со мной, а работать ей нельзя: задыхалась она от астмы. Постоянно пила таблетки "Теофедрин". Они были, по всей видимости, такими горькими, что она заедала их шоколадными конфетами. Конфет было немного. Она их где-то припрятывала, так как боялась, что мы их найдём и съедим. А нам так хотелось этой редкой шоколадной конфетки. И бабушка это понимала. Она изредка вынимала их и давала нам с сестрой по одной. Сладкое удовольствие разливалось по душе.
Бабушка готовила редко, всё мама или мы, дети. Но раз, в воскресенье, она участвовала в приготовлении пресных пирогов и лепёшек. И что это были за пироги! (Мы из-за пирога с картошкой даже дрались.) И что у неё за руки были! Старинные! Такие пироги не может печь ни моя мама, ни я, ни мои сестры.
Бабушка вроде бы и не применяла никаких хитростей при их изготовлении. Она просто месила тесто, добавляла сметаны или маргарина, раскатывала его. Поверх клала начинку - только что сваренную в печке картошку, почищенную и помятую на сливочном масле. Какой наивкуснейший запах исходил от неё. Бабушка ловко защипывала края своими больными, согнутыми пальцами. Пирог готов, чуть-чуть стоит и подходит. Потом она раскатывала тесто на лепешки. Почему их заменило современное печенье? Ведь этим лепешкам раньше цены не было. Я бегала с ними по порядку(по улице) и дразнила мальчишек. Лепешки не теряли своего вкуса ни на второй, ни на третий день. Да, они становились чуть жестче, но были всё такими же вкусными и с тем приятным запахом, который может давать только русская печь.
Почему-то бабушке из оставшегося теста хотелось испечь еще и малинок - маленьких сладких квадратиков, тающих во рту. Может, они нам напоминали конфеты, которыми в ту пору не очень-то и баловали?
Бабушка пекла пироги только с картошкой. Именно они становились предметом раздора среди детей. Как-то я вбежала в дом, увидела готовый небольшой пирог, схватила его и, чтоб он не достался старшей сестре, которая его очень любила, залезла с ним на забор. Как кричала она на меня, требуя своей доли! Как плакала! Сейчас такого, из-за пирога, вряд ли увидишь!
Именно бабушка приучила меня к работе. Она не наставляла, не назидала, она просто своим личным примером показывала мне, как жить, как занять себя в свободное время, как быть полезной для семьи. Она в основном целый день сидела на кровати и распускала наши старые шерстяные кофты. Нитки сматывала в клубок, а потом вязала всем внукам "тоненькие" носки, которые мы одевали в сапоги. Носки были яркими: зелёными, голубыми, фиолетовыми. И это нам очень нравилось. Только одна беда была: на полу, на дорожках, на паласе, на её валенках прилипали маленькие тоненькие ниточки. А беспорядка я не любила. Вот тут-то мы с бабушкой начинали ругаться. Я тогда не понимала ничего, а она просто их не видела, постепенно слепла.
Бабушка нервничала, обижалась, собирала деревянный чемодан со своим смертным и уезжала к старшему сыну в деревню. Там она без нас начинала скучать и снова возвращалась.
Она придумала себе новое занятие - резать старые вещи на тряпки, сматывать их в клубки и собирать для изготовления половиков, которые в то время ещё ткали в Степановке на станке. И опять не о себе думала, а о нас.
Три красивых половика с разными цветными дорожками украшали ее избу. С ними комната становилась уютной и какой-то радостной, светлой.
Три длинных половика досталось и моей старшей сестре в приданое. Сейчас это выглядит смешно, а в то время естественно. Половик считался предметом нашего быта. По субботам почти у каждого дома люди трясли половики. И дышалось с ними в комнате как-то легко.
Осенью, зимой, весной, летом - я у бабушки. Сегодня детей подолгу сторожат во дворе, провожают в школу, встречают. Говорят, время другое. Выходит, раньше такого догляда за нами не было? Значит, они, бабушки, не занимались нашим воспитанием? Нет, так не скажешь. Но и рядом постоянно не стояли. Выбегут, посмотрят, где мы, успокоятся, что все в порядке, и опять за работу: на огород, к печке, во двор. Нас ведь кормить надо!
А мы-то как рады были своей самостоятельности. Около бабушкиного дома была стойка для привязи лошадей. Я на ней всё гимнастические упражнения выполняла да песни распевала. Под ней, в обочине, после больших дождей была река, огромная лужа, в которой мы учились плавать и нырять. Однажды пришла я домой, как поросенок: под носом черные усы, сама вся грязная. Почему-то истерики не было: бабушка не могла кричать. Она просто вынула из печки чугун с тёплой водой и умыла меня. А что, девка-то здоровая пришла, зачем панику разводить!
Говорили мы бабушке, нет ли, но с девчонками и мальчишками часто уходили пешком в рощу за земляникой. Шли долго (6 км), собирали долго, а съедали быстро и до дома почти ничего не доносили. Только пол-литровая баночка доставалась нашей бабушке. Усталые, мы часто доезжали до дома на тракторах, работающих в поле.
Раз трактористы предложили попробовать их обед. Такой вкуснятины я еще не едала. В железной тарелке плавал наваристый кусок мяса с большой прослоиной сала. Дома никто сало бы и есть не стал. А там, в поле, на свежем воздухе, только за ушами трещало.
Вспоминаю русскую печь, на которой мы все спали. Да, ей можно петь гимн. Прогретая, жаркая, она встречала нас с улицы своим теплом. Всем сестрам хотелось согреть свои холодные ноги. Они их засовывали под матрас и засыпали. Четыре головы выглядывало с нашей печки. Почему она была такой большой? Потому что нас было много, потому что кровати были ни в моде и не столь удобны, а может, дороги, потому что печь экономила место в комнате. Ведь все на ней и в ней: семечки сушили, лук на полатях хранили, молоко топлёное делали, щи варили, лапшенник был пальчики оближешь, каша пшённая - такой сегодня и не сготовишь: с корочкой, желтая, крупичка к крупичке. Выходит, печь-то была членом семьи. Без нее голодной да холодной останешься. Ушло все это, наверное, не вернешь.
Бабушка прожила с нами много лет. Доживала в нашей квартире. Раньше приезжала к нам глубокой осенью, когда урожай был убран, огород вспахан. Душа крестьянская спокойна. Зиму перезимует и перед Пасхой снова к себе, на свою малую родину. Мама съездит, избу приберет, потолки намоет, печь побелит, занавески белые выбитые повесит и везет гостью, хозяйку дома. Худо ли, бедно ли, а свой домок - свой просторок.
Стара стала бабушка. Видно пришло ей время умирать. Я приехала с сессии, осталось сдать еще два экзамена. А она все на меня показывает, у мамы спрашивает, как я. Мама громко ей объясняет, что сдает студентка все экзамены на пятерки. Бабушка, не открывая глаз, молится Богу и говорит ему спасибо за меня.
В комнате я за столом и лежащая на кровати больная бабушка. Учу в тишине, вдруг дыхания ее стало не слышно. Крик, зеркало ко рту. Слезы, смерть. Страшно. Больно. Хочется бежать. Ее больше нет. Осталась память о ней и хорошие воспоминания. Прожила она свою жизнь так, что плохого слова никому не сказала, никого не обидела и никому не сделала больно. Осталось только учиться у нее, учиться всегда.
М. АРХИПОВА.